А.Ф. Лосев о природе переживания в  музыке

 

В середине 90-х годов была опубликована рукопись А.Ф. Лосева «Стро­ение художественного мироощущения» (1915-16 гг.), обнаруженная в архивах уже после смерти ученого. В этой, чуть ли не первой на­учной работе известного русского философа, намечаются подступы к те­ме познания мира средствами музыкального искусства, которая во многом является сквозной для всего творчества А.Ф. Лосева. К сожалению сохранившая машинопись обрывается и весьма трудно утверждать - была ли  ру­копись была незакончена, либо концовка работы утеряна. Од­нако уже имеющая часть работы, представляет несомненный интерес для исследова­ния как особенностей становления эстетического учения А.Ф. Лосева, так и ряда эписте­мологических проблем музыкального творчества.

Художественное познание жизни и мира, утверждает в своём труде А.Ф. Лосев, в своей внутренней структуре одинаково со всеми иными видами познания. Человеческая психика континуальна - здесь мы находим целую лестницу переживаний, в основе которых лежат «отношение познаваемого и познающего», которое в нашем восприятии слито в одно онтологическое целое. Отсюда, несмотря на то, что эмпирически внешний мир и созна­ние воспринимаются как абсолютно раздельное, философ убежден, что «где-то глубине должна кры­ться точка интимного  соприкосновения», которую эпистемологически мы вправе назвать «чистым опытом».  То же  мо­ж­­но утверждать и в области эстетического созерцания, где мы видим всё ту же непрерывную градацию - от бесформенного чи­с­того опыта к оформленному единству структурных его образований [1,10].

Отсюда Лосевым делается тот вывод, что в основе всех состояний ис­кусства, как и всех их видов, лежит некое «первичное бытие, характери­зуемое 1) как непрерывная творческая текучесть и 2) как чистое познавательное неоформленное качество или смысл». Это нетронутое мыслью бытие носит в себе печать начинающегося преображения, которое свершается в форме косной материи и в истинную форму красоты. Ничто так не важно для искусства, как эта материя, подчеркивает ученый, но эта материя представляется в искусстве как нечто преображенное и спасенное, как не­что чуть ли не религиозное. При всём этом, однако, первичная основа ис­кусства являет, по Лосеву, собою величайшее трагическое противоречие: «указывая на сущность предметов и глубинный их смысл, она не назы­вает этих предметов, не выделяет их, она - бессловесна, она ещё не впо­л­не восприняла в себя Логос». Но это не есть трагизм человеческого знания, но трагизм человеческого и мирового бытия, без существенной организации этого разъединённого и мятущегося («злого») бытия невозможна никакая организация собственно знания как «прекрасной и бессмертной формы  и воплощения духа». На основе этого первичного бытия искусство и порождает свои структуры и образования, «черпая последние из того предвидения Логоса будущих времён, искаженного в настоящем плане до степени инертной материи». Отсюда глубинная (психологическая и философская) классификация искусств только и возможна при учёте этого понятия чистого опыта и вытекающих из него структур [1,11].

Традиционному «содержательному» разделению искусства с как делению искусства на те или иные роды по «техническому» критерию (слова, звук, цвет и т.п.) философ противопоставляет разделение искусст­в с глубинно-психо­ло­гической точки зрения. Такой подход предполагает вы­деление прежде всего двух основных категорий: того ху­дожественного ми­роощущения, которое базируется на чистом художественном опыте (то есть лишенном образований мы­сли и всяких структурных форм) и того мироощущения, характеризуемом известным накоплением структур на ос­нове этого чистого опыта. Отсюда к первому виду искусств мы должны от­нести чистую  музыку лишенную всякой изобразите­ль­ности и совершен­но не вызывающую никаких обязательных бытийственных ассоциаций (Y симфония Глазунова, концерты для скрипки Бетховена, Чайковского, IV соната Скрябина и т.д.). Ко второму разряду (вместе с иными искусствами) мы должны отнести произведения программной музыки, начиная с таких синтезов поэтического слова и звука, как романсы Чайковского и Рахманинова, кончая такой изобразительной музыкой, как «Шехерезада» Римского-Корсакова  и др.). То же Лосев утверждает о поэзии, подчеркивая, что есть в ней це­лый ряд лирических произведений, лишенных всякой образности, в которых сильна выразительность, при полном отсутствии изо­бразительности. Неслучайно мы часто говорим о музыкальности подобных произведений - содержание их относится к мелодии  [1,12].

Таким образом, по Лосеву, в изначальном плане искусство преобра­жает бытие ещё в его чистом и бесформенном (в его мыслеобразном) плане, и в искусстве наличествует два мироощущения: музыкальное (то есть чи­сто-музыкальное) и образное. Что же такое (чисто-) музыкальный опыт? Для философа это есть сама творческая текучесть сознания, всей нашей психической жизни, сам динамизм  всех внутренних состояний человека: психическая и музыкальная адекватность, по мнению ученого, онтологически адекватны. В психике нет «предметов» (состояний), но она всегда есть «поток» (Здесь ученый ссылается на Дже­мса, хотя, как представляется, эта идейная платформа восходит к Ницше и Шопенгауэру). То же и в музыке: здесь нет отдельных тонов. Выделение тонов в музыке - это акт её технического субстантирования, но суть музыки в её непрерывной  текучести, она живёт исключительно во времени, «притом име­н­но в том истинном времени, которое ощущается нами во внутреннем опыте как соврешенено неоднородное и творческое, вопреки однородности и инертности овеществленного времени пространственного мира (то есть, времени, измеряемого по солнцу)» [1,14]. Музыка из всех искусств наиболее ярко выражает сущность внутренней и сокровенной жизни человека, а следовательно, жизни вообще, «поскольку самонаблюдение является вообще единственным источником познания глубин бытия». Музыка приводит в вибрацию саму душу человека, вызывая в её организме тайные и глубокие волнения. Образные же искусства ставит между человеком и познаваемым явлением образ, то есть известную структуру сознания и через эту структуру душа и чувствует бытие. Здесь очевидны признаки «логического статитизма, взаимен музыкального, творческого динамизма» [1,15].

Что же представляет собою этот чистый музыкальный опты для Лосева с эпистемологической точки зрения? Это полный хаос и полное бесформенное множество. «Чистая музыка изображает только чистое качество, чистую сущность вещей, но никак не сами вещи. Это есть познание смысла, сущности вещей, здесь нет ещё самих предметов»  - на подобный опыт не могут притязать в той же степени ни наука, ни философия, которые в своей теории познания могут выражать лишь мир материально оформленных процессов. Чистый  опыт конечно же, тоже как то оформлен, ему свойственны различные степени единства и раздельности. Но эта оформленность не познавательная, но экзитенциальная. Имен­но эту экзистенциальную оформленность всякого вида искусств (при­н­цип личной актуальности в эстетическом переживании) Лосев и считает нужным положить в основу своей классификации искусств и художественного переживания. Но это - тема более специального исследования. Здесь же мы ограничимся обращением к этому принципу лишь в контексте исследования А.Ф. Лосевым специфики  (чисто-) музыкального переживания.

Во втором разделе работы А.Ф. Лосев, раскрывая природу трагического в искусстве, отмечает, что «из всех искусств музыка наиболее сродни трагизму и она выражает его наиболее ярко» [1,26]. Трагизм есть, прежде всего, мироощущение, которое фиксирует два главных плана бытия: «общую, мировую, лежащую во всем видимом и слышимом жизнь, глу­бинная основа которой ощущается хаотичной и кошмарной, и человечес­кую личность, связанную своими наиболее интимными корнями с этой ми­ровой жизнью, однако по существу своему нечто представляющую нечто несущее в себе principium individuations». Эти два плана даны прямо и непосредственно. Но во всяком трагическом мироощущении дан еще и третий, прикровенный план. Это план преображенной, воск­ресшей жизни.  Трагическая личность, возвышаясь в этом преображении до космических граней, в то же время переживает ограниченность нашего видимого мира как непрочного покрывала темных сторон мирового бытия [1,24].

И этому переживанию наиболее адекватно соответствует музыкальное мироощущение, которое  «есть ощущение текучести, процессуальнос­ти, непрерывного потока бытия и, с другой стороны, есть познание чистого качества предметов, познание того общего материала, из которого они создаётся» [1,27]. Нужно видеть различие между обыкновенными переживаниями радости, любви, горя и т.п., которые составляют обыденную жи­знь и чисто художественными, музыкальными настроениями, музыкой   как откровением. «Музыка открывает глубочайшую и захватывающую су­щность там, где раньше, казалось бы, царила всё та же прискучившая и монотонная обыденность... только в музыке, становясь лицом к жизни, мы видим всю нашу обыденную склонность к абстракции и видим, как всё простое и ясное в переживаниях связано глубочайшими мистическими корнями с Мировой Душой, бьющейся в каждой маленькой человеческой личности». Непрерывный поток бытия в соединении с его чистой качественностью и допредметностью есть с пространственно-временной точки зрения величайший хаос. Достаточно только, считает Лосев, чтобы эта сп­ло­шная масса бытия вошла в душу, чтобы это начало хаоса поселилось в соз­нании - и душа сдвинулась и понеслась и музыка явила нам свой подлин­ный трагический лик. Здесь можно говорить о прямой зависимости трагедии от музыки - «трагедия произошла из духа музыки, ибо настоящая музыка состоит из элементов духа» [1, 29].

К сожалению, на этом рукопись обрывается, и только из последующих работ А.Ф. Лосева мы узнаем дальнейшее развитие этой темы. В рабо­те «Основной вопрос философии музыки», ученый, подчеркивая и при­нцип социально-исторического развития музыки и принцип её культурно-исторической типологии, возвращается к идее личностной актуальности в переживании музыки, возвращаясь к выявлению того, что музыка, как вре­менное искусство, в своей последней основе связано с феноменом становления бытия и переживанием этого процесса в сознании. «Редко какое искусство, как чистая музыка, обладает средствами передавать эту безобразную стихию жизни, то есть её чистое становление... А где, кроме музыки, можно найти искусство, которое говорило бы нам не о самих предметах, но именно об их возникновении, их расцвете и гибели? Если мы поймём, что музыкальный феномен есть не что иное, как сама эта процессуальность жизни, то сделается понятной та необычность волнения, которая доставляется музыкой, и её максимальная интимная переживаемость, которая в других искусствах заслоняется неподвижными формами, а ведь жизнь как раз и не есть какая-нибудь неподвижность» [3, 325].

 

1. Лосев А.Ф. Строение художественного мироощущения//Начала. Религиозно-фило­соф­ский журнал. - 1993. - №2. - С. 8 - 31.
2. Лосев А.Ф. Основной вопрос  философии музыки//Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М., 1991 - С. 315-336.

 

Диалог культур: XXI век. – Балашов: Изд-во БГПИ, 2001. – С. 142 – 146.