Поэма М.В. Ломоносова о Стекле:
эпистемологическая проблематика

Впервые к проблематике истинного знания великий наш поэт обращается в годы учебы в Москве, во время изучения пиитики и риторики Аристотеля, чтения Цицерона, Горация, Квинтилиана. В это время в записях Ломоносова появляются слова иеромонаха Феофилакта Кветницкого о природе правдоподобного вымысла в поэзии: "Вымысел - необходимое условие для поэта, иначе он не будет поэт, а версификатор. Но вымысел не есть ложь. Лгать - значит идти против разума. Поэтически вымышлять - значит находить нечто придуманное, то есть остроумное постижение соответствия между вещами несоответствующими... Иначе говоря - вымысел есть речь ложная, изображающая истину". При определенной схоластичности подобных рассуждений Феофилакт ставил перед учениками сложный вопрос о мере вымысла и правдоподобия в искусстве, сталкивая эстетические, этические и религиозные основания: природа искусства - вымысел, ложь. Но лгать - грешно. Не значит ли это, что поэзия безбожна? Выход здесь один: вымысел - не ложь! Настоящий художник, умеющий видеть нечто общее в разрозненных фактах действительности (между "вещами несоответствующими"), их фактическое "глубокое соответствие" и единство, не замечаемое другими, способный показать это с помощью художественного образа, метафоры (Аристотель: "слагать хорошие метафоры - значит подмечать сходство"), выступает, делает вывод будущий наш великий поэт, не только художником, но и "познавателем природы вещей".

Позже, декларируя в своих работах по естествознанию новое для своего времени понимание природы научной истины, М.В. Ломоносов "единодушный легион доводов" для её восприятия дополняет поэтическим образом этой истины. Такой подход позволял лучше увидеть нравственное единство ("единодушие") всех определений этой истины, которое, для русского гения было онтологически определяющим её началом.

В своих одах, посвященных Елизавете, Ломоносов неоднократно поднимает тему утверждения мирной жизни как выражения высшего блага ("Умолкни ныне, брань кровава...). Но этого блага, по мысли поэта, недостаточно для нахождения высшей правды бытия, где царит зло и ложь. Ломоносов (в вольном переводе оды Ж.-Б. Руссо "Fortune, de qui la main couronne") вопрошает:

Доколе, счастье, ты венцами
Злодеев будешь украшать?
Доколе ложными лучами
Наш разум хочешь ослеплять?
Народ порабощён обману,
Малейшие твои дела
За ум, за храбрость чтит избранну:
Ты власть, ты честь, ты сил хвала... [1]

Мир современной поэту России сам по себе - лишь приуготовление к тому, к чему взывает христианское понимание природы жизни и власти:

Храните праведны заслуги
И милуйте сирот и вдов,
Сердцам нелживым будьте други
И бедным истинный покров,
Присягу сохраняйте верно,
Приязнь к другам нелицемерно,
Отверзите просящим дверь,
Давайте страждущим отраду,
трудам законную награду,
Взирайте на Петрову дщерь... [ 2]

Однако в одах императрицам, в незавершенной поэме "Петр Великий", подобное понимание социальных истин приходилось как бы "приписывать" идеальному образу общества и власти. Можно сказать, что обещанная реаль-ность "единодушия" этой истины реализуется им в поэме "Письмо о пользе стекла" (1752 г.), где "по факту" речь, казалось бы, идёт о том привычном для всех стекле, которое как реальный предмет знают все.

Но здесь Ломоносовым ставится и определённая "сверхзадача", он берётся показать, что за простой жизнью стекла скрываются гораздо большие ценности, чем те, которые приписываются золоту и драгоценностям. При этом, сопоставляя повседневное мнение о стекле и своё мнение о Стекле (и как героя поэмы выделяет его прописной буквой), поэт не просто противопоставляет одно мнение другому, но поэтически (как носитель высшей истины) включает в своё представление обыденное мнение как ограниченный её момент:

Неправо о вещах те думают, Шувалов,
Которые стекло чтут ниже минералов,
Приманчивым лучом блистающих в глаза:
Не меньше польза в нём, не меньше в нём краса... [3]

Говоря о стекле, поэт фактически сравнивает "заурядное" и высокое представление о ценностях нашего мира, где на уровне последних существует иное измерение времени, воображения, счастья и т.п. Поэт, сравнивая эти два мира, обращению к миру идеальных сущностей нередко предпосылает поэтический сигнал ( "Я возвращаюсь на Парнас").

Прямо не споря с повседневным взглядом на стекло (фактически, на мир), поэт раскрывает ту потенциально богатую возможностью "инобытия", стихию, из которой возникает Стекло ("огонь - его родитель") . Уже отсюда, через натурфилософский миф, физическая природа Стекла некоторым образом "одухотворяется": огонь как активное, целеустремленное (а сим - рациональное) начало мира борется с аморфной и анархической (иррациональной) водой. Огонь вступает с инертной "натурой" в схватку, где прямо-таки по законам античной космологии "рождается" Стекло как новая форма бытия этой "натуры". Рождение Стекла происходит в страшных муках (вечной борьбе мировых сил), чуть ли не на волосок от гибели мира - тем самым поэт хочет оттенить появление новой сущности мира. И эта становящаяся сущность мира весьма противоречива: она есть отраженная натуральная "прелесть" самой природы, которая мнит самой себе (отсюда пассивна и равнодушна к тому, что не есть оно само) . Но она же, наследуя "отцовское" "абсолютное беспокойство", выступает как нечто "сверхъестественное" (так, фарфоровая посуда выступает как знак победы огня над водой, применение Стекла в оптике означает торжество "здравия и жизни"). Прославление огня (представление, что именно "огненная" целостность - гелиоцентрическая природа - делает Вселенную тем, что она есть, и тем, что она будет), бесконечные модификации применения Стекла (например, в астрономии оно позволяет познать ранее "необъятное", а использование стеклянных бус позволяет поработить индейцев в Америке) помогают поэту показать универсальную бесконечность применения этого "рабочего" материала, который, оказывается, даёт фору "благородным" минералам, намекнуть на коперникианскую идею множественности миров, высказать своё представление о связи "всякой правды" жизни с Истиной как таковой и т.д.

Говоря о том, как соотносится образ Стекла с нашей историей, нравственной жизнью человека, Ломоносов-классицист, использует здесь привычный арсенал античных метафор. В момент рождения стекла массы "смертных" целиком зависимы от природных факторов, материи. И если раньше борьба стихий вызывала у них только страх, то появление Стекла (образа культуры, того, чего нет самого по себе в природе) определяет совершенно новые чувства и стремления:

Увидев, смертные, о. как ему дивились!
Подобное тому сыскать искусством тщились...

И этим "искусством" состязания с природой обусловливается появление собственно "человека" - существа, превышающего "своим рачением" и "искусством" натуральные силы природы. И Стекло как мифологическое воплощение победы Огня над Водой находит своё реальное воплощение в реальности стекла, сделанного руками человека. Производя всё расширяющийся ассортимент изделий из него, смертное существо превращается в Человека как сотруженика рационального обустройства мира. Отсюда и Стекло приобретает более актуализированные оттенки духовного качества: так, мы видим в нём "..пример бесхитростных сердец", где "...чиста совесть рвёт притворств гнилу завесу".

Но стекло, напоминает поэт, может применяться в своей натурально-пассивной ипостаси, а то и во зло: бусинки и зеркала использовались для обращения туземцев Америки в рабство. Что ж, утилитарно-натуральный взгляд не видит лучшей выгоды от стекла, чем выгода, например, от драгоценных минералов. Только варвар может обменивать стекло на золото. Но в ломоносовском поэтическом мире за этой "варварской" логикой стоит определенная потенция мысли ("Но тем, я думаю, они разумне нас..."). В этом мире - при отсутствии подлинной духовности - Стекло одухотворяет окружающее, неся в мир не "ломкость лживого счастья" драгоценностей, но прочность действительно житейских истин работяги-Стекла. Моральные же раритеты злата и раскрываются Ломоносовым жуткими сценами из жизни тех, кто вынужден добывать - для других - это злато:

Иных, свирепствуя, в средину загоняют гор
Драгой металл изрыть из преглубоких нор.
Смятение и страх, оковы, глад и раны,
Что наложили им в работе их тираны,
Препятствовали им подземну хлябь крепить,
Чтобы тягота над ней могла недвижна быть.
Обрушилась гора: лежат в ней погребённы
Бесчастные! Или поистине блаженны,
Что вдруг избегли все бесчеловечных рук,
Работы тяжкие, ругательства и мук! [3]

Утилитаризм ко всем проявлениям природы несёт зло. Тем более подобный подход недопустим к культурным ценностям ("Стеклу). Кондотьеры в Америке, утилитарно относясь к Стеклу, не случайно разрушают и древнюю культуру. Желание увидеть в мире одну лишь выгоду превращает наше природное начало в Хаос. Богатство за счёт других губительно и для души:

Но златом волн морских не можно утолить.
Подобный их сердцам борей, подняв пучину,
Погрязли в глубине с сокровищем своим,
На пищу преданы чудовищам морским.
То бури, то враги толь часто их терзали,
Что редко до брегов желанных достигали,
О коль великий вред! От зла рождалось зло! [3]

Всякий поиск пользы только для себя, "натуральный" эгоизм неизбежно приводит к злу, как форме душевной несвободы, которая сопровождается и социальным рабством, воспринимаемым на этом уровне как "натуральное" явление ("От зла рождалось зло!"). Для Ломоносова корни зла во всех его разновидностях может увидеть только человек с "тонким" зрением, и как правоверный классицист поэт "дидактически" говорит о необходимости усиления "зрения ослабленных очей" с помощью Стекла - очков (Разума), так как

Померкшее того не представляет чувство,
Что кажет в тонкостях натура и искусство.

Читатель поэмы снова и снова оказывается в мире надэмпирическом, там, где "из недр земных родясь, произошло" "прекрасное Стекло". Здесь и обнажается просветительская "пружина - истина" поэмы (как и мирового процесса): Огонь символизирует мировой разум, а Стекло - те Истины, которые ему открываются. Первым из людей овладевает Огнём Прометей - перенося неимоверные страдания , далее - подвиг познания Христа, Коперника, их подвижничество и страдания - лишь путь духовного освобождения от рабства привычных представлений (говоря о Копернике, ломоносов отмечает, что его повергла "в пагубу наука", на которую всегда готов напасть "невежд свирепый полк").

Стремление к истине, преобладающее над всеми их чувствами, и обладание ею искупают все эти страдания. А суть истины в признании и познании единства законов природы, дающих человеку подлинное господство над собственной и внешней природой. И сама борьба "лучших" людей с пассивностью "натуры" превращает их из мучеников и заложников лжи (пассивности) бытия в активных борцов за духовную свободу, Истину сущего. Иначе говоря, борьба выступает для поэта универсальным способом бытия мироздания; движение от страха перед земным огнём (незнания) к раскрытию природы "огненной" Вселенной (знанию) -таков путь к Истине, "огненному" единству мира.

Таким образом, Ломоносов метафоры образы Огня и Стекла показывает современникам трудный путь развития истины и те лишения, которые стоят на этом пути. Стекло выступает на этом пути как эмпирическое выражение пользы активного преобразования природы, как пример благого ("общеполезного") отношения людей к миру и самим себе. Мысль о хозяйственном применении Стекла развивается в поэме до идеи о духовной свободе человечества как факторе саморазвития мироздания, с помощью которого достигается искомое единство природного (иррационального) и человеческого (рационального) его сторон. В итоге художественная идея поэмы обретает практическое преломление: поэт даёт обещание себе и миру "... ко Стеклу весь труд свой приложу" .

  1. Ломоносов М.В. Счастье, которое венчает//Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. 8. - М.:1957. - С. 112.

  2. Ломоносов М.В. Ода ея величества государыне императрице Елисавете Петровне... на престольный и торжественный праздник рождения Ея величества и для всерадостного рождения Государыни Великой Княжны Анны Петровны... декабря 18 1757 года// Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. 8. - М.:1957. - С. 196 - 197.

  3. Ломоносов М.В. Письмо о пользе Стекла к высокопреаосходительству господину генералу-порутчику... Ивану Ивановичу Шувалову, писанное в 1752 году Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. 8. - М.:1957. - С. 514 -522.


На список трудов На главную
Сайт управляется системой uCoz