Последние несколько сот лет свои важнейшие жизненные задачи человечество решало с помощью естественнонаучной деятельности, добывающей человечеству истины "материальные" (эмпирические) и "идеальные" (логические). Подобное знание выступало главным образом как доказательная работа "теоретического" разума, свободного от суетности личностно-эмотивного и социально-ценностного отношения к миру. Отсюда и предикатами этих истин выступали объективность и всеобщность их характера, потенциал абсолютности и их логическая правильность.
Дальнейшее развитие истории привело к приоритетам в нашей жизнедеятельности социальных истин, наиболее очевидным модусом которых выступает такой феномен нашего духа как правда. Основная трудность приобщения к подобному типу истин состояла в том, что, у научной истины и социальной правды различная онтологическая основа: у классической истины - объективная реальность, а у социальных истин - мир общественных отношений, который творится самим историческим субъектом. Избирательность людей к тем или иным идеалам (обусловленная их жизненными потребностями) приводит к тому, что люди могут полагать правдой и то, что весьма мало соответствует действительности. Но если такое понимание отвечает нашим идеалам и ценностным ожиданиям должного развития бытия, то подобное расхождение с наличным его состоянием может являться важнейшим фактором по изменению этого бытия. Таким именно образом, чтобы именно наша правда стала действительной реальностью. Отстаивая свою правду, люди борются за тот мир, в котором им бы хотелось жить - за этим стремлением к утверждению своей правды лежит тяга человека к самореализации, изменению мира своего обитания.
Но надо видеть, что в условиях, когда развитие человечества происходит в социально-дискретных формах, а назревающие проблемы развития решаются чаще всего через борьбу поляризированных общественных сил, социальные истины нередко принимают агрессивный характер, лишаясь тем самым своей сути - человеческого содержания. Возникая как "теплое" чувство человеческой укорененности в бытии, императивы человеческого духа начинают здесь работать по логике бинарных оппозиций, свое, частное - например, классовое, национальное бытие, начиная полагать (и выдавать) за "объективное" и "абсолютное". Этот "грех гордыни" превращает правду в свою противоположность: классовую солидарность в репрессии соратников по классу, национальную гордость в местечковую самовлюбленность. Популяционные схемы решения социальных проблем приводят к тому, что на место "всечеловека" оказывается "человек крови и почвы". Это тяжёлая болезнь духа, истоки которой одним из первых понял Христос, призывая (как описывает Библия) к смирению и прощению, умению "принять в себя мир", то есть, встать в позицию диалога.
Применим ли к такому "знанию" критерий практики? Разумеется, но реально выступает для эмпирического индивида как жизненный опыт. А опыт этот (вспомним тоталитарные режимы XX века) весьма противоречив - отсюда практическое воплощение той или иной идеи едва ли может служить основанием для окончательного суждения о ней. Тем более, что успех воплощения тех или иных идей чаще всего определяется не содержательным их уровнем, но характером функционирования социумной власти. Отсюда в обществе весьма нередко утверждаются истина-правда конформизма: человек, культивирующий "адаптационное поведение", имеет больше оснований убедиться в "практичности" своих "утилитарных" истин, чем человек, ориентирующийся на гуманитарные смыслы человеческой истории.
Что ж, человек - по мере своей истории - "строит" себя сам, преломляя сквозь жизненный опыт те воздействия, которые идут от среды, принимая в контексте своих субъективных предпочтений ту или иную правду жизни, укореняя её в своей жизнедеятельности. Многие удовлетворяются наличным бытием - тем более, если оно гарантируют некоторые бытовые блага. Многим из тех, кто критически относится к этому бытию, но не готов сам "взять на себя мир", нужны подпорки Упования и Утешения. Но миром всё же регулярно воспроизводится и тот тип личности, ориентация которого на самоценность духовной жизни (провоцирующая его на духовную самодеятельность и подвижничество) свидетельствует об интенциях человеческой природы к постижению иных, более глубоких, собственно гуманитарных смыслов нашего бытия.
Будучи высшей трансцендентальной творческой силой и "жизненным побyдом" к бессмертию и всему абсолютному (без чего невозможна всякая культура), дух человеческий воплощается в первую очередь в тех уникальных личностях, которые способны на гуманитарное постижение потенциальных возможностей человеческого универсума, формирование ценностно-смыслового континуума нашей жизни. Однако особенность жизни духа человеческого в том, что он допускает для воплощения своих ценностно-смысловых императивов бесконечное многообразие конкретно-исторических их интерпретаций, порождая постоянное напряжение весьма разнообразных духовных сил по поводу реализации той или иной системы ценностей - так утверждается в жизнь гуманитарное мышление (которое, в отличие от "общечеловеческих" форм постижения, всегда имеет вид определённо-культурный вид).
Очевидно различие между этими формами гуманитарной практики, но для всякого носителя гуманитарного мышления, опирающегося на "последние истины", характерно понимание истории как поприща своего саморазвития, осознание ответственности за своё бытие. Подобное инициативное внесение в мир определений своего желаемого сущего и есть актуальная свобода нашего бытия, то, что мы называем творчеством. Опираясь на те интенции духа, которые в постнеклассической науке нашли выражение в антропном принципе, можно императивно утверждать, что носитель подобного мышления - не будучи замкнутой в себе целостностью, но и не отражая лишь в себе наличную целостность мира - придает своему существованию значение соизмеримости с миром, и рефлексируя на себя, выступает в качестве личности, творческой константы мира, в котором он живёт и который строит.
Суть гуманитарного мышления состоит в том, что оно принципиально ориентировано на постижение и эмпирическое утверждение особого типа человеческой реальности - реальности Духа (заглавная буква здесь означает несводимость его к симулякрам духовности). Гуманитарными науками являются те науки, для которых человек и действительные смыслы его бытия выступают и действительным началом, и подлинной конечной целью (а не объектом управления, манипулирования, формирования и т.п.). Попытки реализовать гуманитарное мышление через методологию естественных или общественных наук (экономические расчеты, аналитические таблицы, социологический дискурс и т.п.) заведомо обречены на неудачу, в силу того, что гуманитарное знание по своей природе интроспективно, непроцедурно, синкретично и не разлагается на некую сумму, иерархию абстракций, уровней и соответствующих им методов. Мир этого знания внеположен оппозиции "субъект - объект", так как это чаще всего самопознание, не поддающееся структурированию ( а, подчас, и привычным логикам). А феномен понимания (т. е. достижения единства постигаемого и собственного духовного мира) на уровне гуманитарного постижения едва ли сводится к проблеме усвоения и согласования разнобытийственных смыслов, поднимаясь чаще всего до достижения сопряженности бытийных форм.
Отсюда и истины гуманитарного познания выступают не как некая форма логики, но осуществляются как особый способ человеческого со-бытия, путь к которому предполагает бытийное преображение субъекта познания. Такая истина для своего существования требует личностной представленности, живого образца для подражания и диалога. Цель гуманитаристики - не открывать некоторые социальные закономерности, но раскрывать уникальность личных смыслоа, в пределе - возможности величия и свободы человека. Уникальность гуманитарной истины состоит в том, что открывается тому, кто ей бытийно соответствует. И возможности познания духа решающим образом связаны с масштабом личности её исследователя, характером его жизненного опыта.
В литературе последних лет появляются интересные сравнения гуманитаристики с "секулярной религией". Это глубокая мысль, тем более, что гуманитарное постижение - по мере ослабления влияния на человека "естественных" религий и секуляризации знания и познания - давно уже выполняет свойственную традиционным религиям функцию. Вырабатывая культурно-значимые абсолюты для человечества, конкретных национальных культур, гуманитарное знание выполняет важнейшую функцию постижения сокровенных (иррациональных для данного уровня научного знания) тайн мироздания и человеческой жизни, создавая, к тому же, эмоционально благотворное мироощущение и восприятие бытия - как вокруг себя, так и в глубинах собственного духа. Тем самым способствуя более глубокому проникновению как в содержание, так и в механизмы противостояния "наших" и "чужих" истин.